В прокопчённой кухоньке сидели двое. За окошком было совсем темно, не считая уличного фонаря, и слабо освещавшей окрестности луны. Монотонно бурлила вода в кастрюльке с варящейся свёклой.
– Люб, может поешь чего-нибудь? – прозвучал мужской голос.
Слегка затянувшись и затушив сигарету, Люба как-то весело посмотрела на Ромку и сказала:
– Да нет, не хочу.
– Так после работы, устала ж…
– Да нет, нет, я дома йогурт съела.
– То же мне, йогурт. Давай, я тебе картошки погрею, сосисок отварим… или свёклу подождём?
– Подождём.
Роман подошёл к Любе и, нежно обняв её, поцеловал. Она вскинула на него любящие глаза и ответила тем же. Тогда Роман стал покрывать жаркими поцелуями всё её лицо. Она ещё ласковее посмотрела на него и произнесла:
– Ты – моё солнышко!
Роман отошёл посмотреть на свёклу. Свёкла ещё немного не доварилась.
– Пойдём в комнату!? – как-то зовуще попросила Люба.
– Зачем это?
– Узнаешь!
– Так свёкла ж переварится…
– Не переварится. Это сейчас я переварюсь… идём?
– Что и Кока-колу брать?
– И Кока-колу!
Через полчаса они лежали в тёплой ванной, наслаждаясь темнотой и друг другом. Однообразно лилась из крана вода, навевая какое-то дремотное состояние.
– А как ты думаешь, мы не свернём с пути? – нащупывая в темноте свою любимую.
– Да нет, что ты, мы же ИЗБРАННЫЕ, – тихонько, но с силой в голосе ответила Люба.
– И нас уж ничего не собьёт?
– Ничего!
– А ты меня любишь?
– А ты как думаешь?!
– А играть будем?
– Будем.
– И петь?
– И петь.
– И пить? – Люба почувствовала Ромкину улыбку в темноте, а он продолжал уже снова серьёзно – А все эти придурки пусть нас не волнуют. Стадо, оно и в Африке – стадо.
Роман нежно погладил Любу по ноге.
– Конечно, пошли они все. Мы здесь не для того, чтобы мясо жрать, – Люба поцеловав Рому, обняла его.
– А как же «возлюби ближнего своего»? – ехидно подковырнул Роман, – людей-то, стало быть, и любить нужно?
– Вот прям сейчас я этим и займусь!.. – они весело посмеялись, – да чтоб они все сдохли на самом деле, эти люди… – весело отрезала Люба, – пойдём лучше свёклу есть.

   В грязной заброшенной каморке, среди тряпья и хлама, лежал человек. Он был стар, очень стар – также как беден и одинок. Никто не хотел его знать
(nobody wants to know him) и не заходил к нему. Нуждаясь в стакане чая и корке хлеба, старик умер (For need a price, for tea and a slice, the old man died).


Читать далее: глава 6